https://thelib.ru/books/efremov_ivan_antonovich/lezvie_britvy.html#google_vignette
Иван Ефремов
Лезвие бритвы (отрывок)
"Сандра с лейтенантом оказались предоставленными самим себе. Без
устали бродили они по красивому городу, ездили в окрестности,
подымались на Столовую гору.
Аллеи могучих дубов стояли еще не тронутые осенью, только листья их
приобрели медный оттенок. Множество белок возились в их ветвях,
заготовляя желуди на осень. Почти ручные зверьки не боялись людей и
яростно стрекотали, враждуя с голубями. Молодые люди побывали в
театре Банту, смотрели балет, «цветную» руританскую оперетту.
Удивительная естественность, превосходные мелодичные и глубокие
голоса, танцы, в которых прекрасные тела жили пламенной, неведомой
для европейца жизнью. Сандра была совершенно очарована.
– Как это может быть? – повторяла она, показывая на таблички,
прицепленные к вагонам трамваев и пригородных поездов с надписями
на африкаансе (голландском) и английском языках: «Ни бланкес» – «Не
для белых». Такие же надписи красовались на уборных, а рестораны и
магазины побогаче, наоборот, возвещали, что они «только для
европейцев».
– И это в середине двадцатого века, после того как разгромлен
фашизм!
– Кто вам сказал, Андреа, что он разгромлен? Разгромлены три
фашистских государства, а зреют новые, в другом обличье, под
другими политическими лозунгами. Но везде одно и то же: какие-то
господствующие классы, группы, слои, как их там ни называйте,
захватившие право подавлять мнения и желания всех остальных,
навязывать им под видом законов и политических программ низкий
уровень жизни, чинить любой произвол…
Вот вам, кстати, типичный фашистик – наш Флайяно. А сколько я
видела тут таких же на светском балу. Заносчивость и надменность
здешних дам перед «цветными» даже трудно представить. Любая
европейская дрянь, которой у себя на родине цена чентезимо, здесь
она тем более требовательна, нагла и нетерпима, чем ниже она сама
чувствует себя перед действительно талантливыми представителями
других, непривилегированных рас. Впрочем, тут даже не нужны расовые
различия. То же самое в Европе между привилегированными и низшими
слоями. Только там оно скрытое, сейчас не модно. А тут все наружу и
в наивысшей степени наглости.
– Я мечтал не только о Полинезии, но и о Кейптауне – этом
прекрасном городе на пути к Востоку, – признался лейтенант. – Что
ж, город действительно красив, кого тут только нет. Но он мне
неприятен из-за остро чувствующегося здесь напряжения. Кажется, что
одни ждут все время, что их накажут, а другие – что должны будут
требовать наказания и наказывать.
Андреа обвел рукой весь гигантский амфитеатр Кейптауна:
– Вот там, выше всех, дворцы богатеев, в парках, с просторными
садами. Ниже, видите, маленькие особнячки с садиками, это для
преуспевающих служащих и чиновников. Еще ниже большие дома с
наемными квартирами для средней массы белого и малой доли
«цветного» населения. Следующая ступень – пыльные узкие улочки с
небольшими домиками вокруг мечетей, там живут индонезийцы, индийцы
и другие мнимые «цветные». А совсем низко, на песках побережья, где
постоянный ветер крутит пыль и мусор, там поселки африканцев –
пондокки. Я уверен, если посчитать, на самом верху населения в
тысячи раз меньше, чем внизу, – вот вам налицо картина устройства
общества. Пожалуй, большие города Европы куда демократичнее, по
внешности хотя бы.
– О нет, нет! – страстно возразила Сандра. – Там на улицах –
бешенство автомобилей, и мне кажется, что все они дышат злобой к
пешеходам, а пешеходы злятся на них. В спешке суетятся толпы
безыменные и безликие, огромные дома набиты людьми, скученными в
низких душных комнатах, согнувшимися над столами и станками в
монотонной и нудной работе. А вечером начнется погоня за
развлечениями, раздастся грохот воющей и стучащей ритмической
музыки, призраки кино, экраны телевизоров, сочащиеся голубым ядом.
И выпивка за выпивкой, сотни тысяч людей пропитаны алкоголем,
умеряющим нервный спазм нетерпения, ожидания чего-то лучшего, что
не приходит, да и не может прийти. И незаметно жизнь ухудшается и
нищает, человек, стремящийся к успеху, видит, что он обманут.
Квартира, которую он ждал несколько лет, оказывается дешевой
клетушкой, заработок по-прежнему не обеспечивает исполнения даже
скромных желаний, дети становятся не радостью и опорой, а обузой и
обидой. И тогда перед человеком встает колоссальный вопросительный
знак – зачем?
– И мы с вами живем в этих огромных городах!
– И знаете почему?
– Нет!
– Что-то в самой атмосфере города подгоняет нас и не дает
залениться, может быть, возможности, скрытые в культурных ценностях
нашего мира, сконцентрированных, разумеется, только в больших
городах.
– Видимо, вы правы, но меня, как военного, пугают гигантские
города. Они ведь чудовищные мышеловки на случай ядерной войны, и
правительствам не мешало бы это предвидеть. Я не говорю о прямом
поражении ядерными ракетами или бомбами. Каждому очевидно, что
люди, как нарочно, собраны, чтобы стать перед всеобщей и быстрой
смертью. Нет, пусть не будет такого! И все же каждый колоссальный
город – Париж, Токио, Нью-Йорк, Лондон, – как водоворот, вбирает в
себя массы воды, пищи, топлива в количествах, какие мы с вами даже
не представим. И если хоть маленький, совсем короткий перебой,
разруха в транспорте, работе коммуникаций, тогда город станет
исполинской ловушкой голодной смерти. Или гибели от жажды более
верной, чем в пустыне.
– Это хороший образ – водоворот. Или воронка мельницы, все
перемалывающей и производящей нервнобольное, худосочное племя, все
дальше уходящее от прежнего идеала человека, каким мы его привыкли
видеть в произведениях искусства и мысли прошлых столетий. Нет,
настоящие города будущего должны быть похожими на такие вот
небольшие дома в маленьких садах, какое бы пространство они ни
занимали. И если мы не решим задачи с городами и транспортом, то
вся наша цивилизация полетит к черту, породив поколения людей,
негодных для серьезной работы, в чем бы эта работа ни заключалась!
За городскую жизнь к человеку приступают четыре неминуемые
расплаты. За безделье, малость личного труда – шизофрения, за
излишний комфорт, леность и жадную еду – склероз, инфаркт; за
переживание срока, на какой рассчитан наследственностью данный
индивид, – рак, за деторождение как попало, за беспорядочные браки
по минутной прихоти, за безответственность в таком важнейшем
вопросе, как будущность собственных детей, – расплата – плохая
стойкость детей к заболеваниям, наследственные болезни, кретинизм,
уменьшение умственных и физических сил потомства.
– Положительно, вам надо писать, Сандра, – взволнованно сказал
лейтенант. – Из вас вышел бы хороший публицист.
– Не знаю. Просто я сегодня в ударе. Может быть, четыре дня в
Кейптауне, ощущение свободы сделали это. Ведь я порядочно устала
быть коком на нашей яхте. "
Pašlaik nav neviena komentāra
Atstāj komentāru, un uzsāc diskusiju!